Корреспонденты "Вечерки" побывали в Александрове - удивительном провинциальном городке, 17 лет бывшем столицей русского царства.

Сон прервался оттого, что кто-то сильно тряс меня за плечо.

- Ребята! Ребята, просыпайтесь – Москва! Приехали.

За заиндевевшим окном в темноте проплывает перрон. Дрема отпускает неохотно – такое ощущение, что вот только-только пригрелся и заснул. А все начиналось так же: тихо плывущий слева направо перрон за окном, дымок горящего каменного угля из вагонных печек… И было это всего 12 часов назад. Или не было?

9.00. Под музыку Вивальди

В переходе между «Тургеневской» и «Чистыми прудами», заглушая шарканье сотен ног, разносится пронзительный голос скрипки.

«Вивальди». «Шторм». Скрипач играет удивительно хорошо.

Мы на левой стороне перехода – он на правой. Час пик. Не пробиться. В обе стороны – плотные людские потоки. И мало кто останавливается, чтобы бросить монетку. А он играет – как будто для себя. Остается вжаться в стену и слушать.

И лишь когда мелодия обрывается последним ударом смычка по струнам – мы же опоздаем! Через 20 минут – поезд в Александров!

…Почему Александров? Ну а почему бы нет? Город «приписан» к «Золотому кольцу» России, однако находится от него в стороне, внутри, так сказать. Тысячи машин каждый день проносятся мимо указателя на Александров, не представляя себе, какая красота притаилась всего-то в 20 минутах езды от трассы. Но нам-то проще: нас ждет фирменный экспресс повышенной комфортности – полтора часа, и мы на месте.

 

 

Вот только путешествие, как уже было сказано выше, едва не закончилось на старте. Хотя… Ну опоздай мы на экспресс, поехали бы на обычной электричке со всеми остановками – всего на 30-35 минут дольше.

…Запыхавшись и взмыленные, влетаем в вагон. То есть не влетаем. Не так просто. На входе – проводница. А у нас на руках – билеты с определенными местами. Неудачными – в простенке. Обидно провести полтора часа, уткнувшись в стену. И, пользуясь покладистостью кассира-контролера Натальи Ступенковой, передвигаемся на один ряд вперед.

9.20. «Вагончик тронется…»

Поезд отправляется. А у нас… проверяют документы на предмет наличия фотоаппаратуры: зачем, кто такие? Убедившись, что мы не террористы, а журналисты «Вечерки», охранник Николай «оттаивает». Но вот беседовать нам и не с кем пока – вагон почти пустой.

Синие кресла, синие занавески на окнах – царящий внутри полумрак настраивает на сон. И пассажиры, чувствуется, ждут только проверки документов, чтобы потом подремать час-полтора.

- Вы из газеты? – Наталья задает нам вопросы, не отрываясь от процесса проверки проездных документов. – «Вечерка»? А когда статья выйдет, надо будет прочитать. Почему экспресс называется «Федор Чижов»? Всех подробностей не знаю, но вроде бы он эту железную дорогу сто пятьдесят лет назад строил.

Ну, в общем, почти «бинго». Федор Васильевич Чижов, дворянин, ученый-математик, редактор и издатель, на закате жизни действительно построил первую в России частную железную дорогу от Москвы до Сергиева Посада, а затем и до Ярославля. По ней-то мы сейчас и катим. Но и Сергиева Посада нам еще почти час ехать.

9.29. «Вихри снежные…»

Позади – остановка в Пушкино. Никто не сошел, никто не зашел – места нами узурпированы окончательно. И снова – снежные вихри из-под колес: электропоезд мчится – в основном, лесом - словно скоростной глиссер, оставляя за собой «усы» из снежного крошева. А пыль создает вдоль дороги удивительную картину: как будто кто-то специально налепил снежков, и нацепил их на ветки голых кустиков.

Если честно, в голове шумит, сами собой рождается «ремикс»: «Вихри снежные над поездом кружатся. Вихри снежные куда-то там ложатся…». Нет перестука колес, который так бодрит в начале пути: на Ярославском направлении МЖД стыки между рельсами заварены и отполированы. По всей московской железной дороге таких «бесстыковок» - на 10 тысяч верст!

10.23. «Дела судебные»

…Опаньки! Уже Сергиев Посад! Быстро-то как… В вагоне по-прежнему сонное царство. Лишь где-то впереди слышится сердитый женский голос: пассажирка то ли ссорится с кем-то, то ли… Ну так и есть – жизненная проблема!

Нина Игнатова, оказывается, едет в Александров… судиться!

- Не платит этот обормот алименты собственному сыну! Что? А никогда и не платил – 500 рублей перешлет, вроде как «соблюл букву закона». И все – денег нет. Была квартира в Измайлово – продал, лишь бы не платить! Нет, я не мама, я бабушка! Я уже все суды выиграла – а александровские судебные приставы и не шевелятся. У «него» в Александрове и дом – 163 метра, и участок – 15 соток. Взять нечего? 450 тысяч должен, вот – еду судиться с приставами.

Узнав, что мы «из газеты», и в Александров по делам репортажным, Нина Александровна меняет «судебный» настрой на деловой:

- Значит, сначала езжайте в Александровскую слободу… А, вы как раз туда? Ну, подскажу, как добраться. А потом дом купца Первушина посмотрите – тоже интересно. Что, правда тут Цветаевы жили?! Не знала, не знала…

Тем временем, железнодорожные пути за окнами зазмеились – раздваиваясь. Поезд замедлил ход, защелкал на стрелочных переходах.

Александров – приехали!

 

 

11.01. «Гюльчатай, открой личико»!

Александровскому вокзалу почти 150 лет! Памятник архитектуры, а от перрона – в стороне. Там, похоже, только пассажирские, дальнего следования, теперь останавливаются.

Ну а мы с Ниной Игнатовой бредем рука об руку по обледенелым колдобинам к автобусной остановке. Если кто-то считает, что где-то в Москве улицы плохо чистят – сюда приезжайте! Пару раз на десятке метров пути чуть не навернулись! Ну вот гололед пройден.

Пенсионерка бежит на автобус, а нас привлекает ряд пестрых лотков вдоль тротуара – носки, шали, снова носки – чистая шерсть!

- Местные изделия? – спрашиваю.

- Нет, из Пятигорска, - отвечает продавщица. И, увидев нацеленный на нее фотоаппарат, просит: «Не снимайте!», закрывается рукавом, как Гюльчатай из «Белого солнца пустыни».

- Не снимайте! – просят ее товарки. – А то ее муж прибьет!

М-да… Ну и нравы. Впрочем, мы тут в чужом монастыре. Нам бы на автобус.

 

 

Пассажиров в Александрове развозят скрипучие дымящие «ПАЗики». Помните, как в «древности» пахли внутри московские автобусы – плохим бензином и чем-то химическим? Проезд – 15 рублей, всего четыре остановки ехать. Сразу за городским судом, где наша попутчица Нина Александровна будет отстаивать права своего внука. Удачи ей!

11.17. Иван и опричники

Белый снег. Белые стены. Белые башни. Александровский Кремль. Почти что ровесник московскому – и, кстати, тот и другой так или иначе имеют отношение к Василию III, сыну Ивана III и отцу Ивана Грозного. Василий, продолжая заветы отца, продолжил отстраивать московские укрепления, а заодно основал и отстроил укрепленную резиденцию в Александровской слободе. Этот Кремль тоже строил союз русских и итальянских мастеров – стены и башни сейчас беленые, а 500 лет назад, отстроенные из большемерного красного кирпича и белого камня, они были одним из красивейших сооружений Европы!

Мы же видим пусть и хорошо сохранившиеся, но все же лишь остатки былой роскоши – поляки в начале XVII века и тут похозяйничали. Но нас-то интересует Иоанн Васильевич, он же «Грозный». То есть – строгий, но справедливый. В укрепленную слободу Иван Грозный отправился 450 лет назад, отрекшись от престола, устав бороться с боярскими заговорами – про Андрея Курбского помните? Однако народ русский умолил царя вернуться. И 3 февраля 1565 года царь согласился, оговорив себе право на чинение насилия над изменниками – так началась «опричнина», а столица русского царства на 17 лет перенеслась в Александровскую слободу. Отсюда ходил Грозный расправляться с Новгородом и Псковом, здесь успел 6 (!) раз жениться, здесь и сына своего Ивана Ивановича убил.

Хотя… Может, и не убивал. Сейчас разберемся – за нами уже кто-то бежит.

11.30 «Тьма кромешная» и другие

Анна Хренкова, экскурсовод, встречает нас у Крестораспятского храма:

- Это вы из газеты? Давайте, я вас сейчас к экскурсионной группе присоединю!

«Группа» – два десятка школьников, приехавших на экскурсию. Им явно интереснее возиться с бродячей черной собакой (а та, к слову, и рада), чем слушать об особенностях русского средневековья.

 

 

- Так, дети! Кто не хочет слушать, может выйти на улицу и там поболтать! – это предложение из уст Анны звучит часто. Хотя рассказывает о жизни Ивана Грозного она классно – заслушаешься.

- Так, кто мне скажет, что это? Правильно – часы. А почему без стрелок? Правильно – не было их тогда, а вращался циферблат. Ну а кто знает, почему на циферблате – всего 17 часов?

 

 

Тут, признаться, не только дети, но и мы дали маху. Оказалось, в XVI веке день считался от восхода солнца. Взошло – первый час дня. Зашло – последний. Самый длинный световой день – 17 часов, 22 июня. Самый короткий – семь. Историю Анна знает прекрасно, а как ее подает!.. Дело кончилось тем, что в «пытошный подвал» девчонки спускаться отказались. А зря. Узнали бы, что такое «тьма кромешная». Оказалось, ничего общего с темнотой этот термин не имел 500 лет назад. Кромешник – это вообще-то «кат». В переводе со славянского – палач, пыточных дел мастер. Во времена Иоанна – государев слуга, опричник. Так что «тьма кромешная» - это войско государево. Никак не меньше.

12.05. В чем ошибался Гайдай

Когда экскурсия добралась до царевых приемных покоев, выяснилось немало интересного. Тут царь принимал иностранных послов – из Швеции, Ливонии, Германии, других стран.

- Получается, что действие «Иван Васильевич меняет профессию» тут разворачивалось?!

- Ну да, - улыбается Анна Хренкова. – Действие разворачивалось тут, а снимали – в Коломне.

 

 

Вот оно что… Помните, Сергей Филиппов: «О я-я, Кемска волост!». Есть тут, правда, одно «но»: прием шведских послов проходил в слободе в 1567 году, а «волость» шведы разорили уже после смерти Ивана Васильевича.

И еще несколько неточностей «от Гайдая». Первый: женщин на царские пиры не пускали ни под каким видом, так что флиртовать с царицей Марфой Васильевной управдом Иван Васильевич не мог. Да и сама Марфа – третья жена царя – оставалась такой лишь две недели и один день. Вроде как отравили… И второй: на пирах у Ивана Грозного пелись не «скоромные» песни, а церковные гимны.

Причем иногда пел их сам царь.

 

 

Кстати, о пирах. В конце застолья – а оно порой состояло из 60 блюд – всем гостям подносили «финальный кубок» - воду с медом, или «сыто». Отсюда – наесться досыта. Еще один нюанс – соль. Этот дорогущий 500 лет назад продукт стоял только перед царем. Пользоваться им могли лишь сидевшие рядом бояре. Кого-то царь жаловал солью со своего стола, а кого-то – нет. Отсюда – уйти несолоно хлебавши. Во времена Грозного – впасть в немилость.

…Ну а царевича Ивана он, возможно, и не убивал. Версию убийства описал некий папский легат в своем письме в Рим. Позже ею воспользовался Карамзин. И именно она стала источником вдохновения для Ильи Репина. А вот современники пишут, что молодой царевич долго болел… И вскрытие царских могил уже в XX веке показало, что кости царевича насыщены ртутью и мышьяком…

Причем вряд ли это яд – так тогда лечили.

После смерти сына царь навсегда покинул слободу, пройдя пешком путь в 120 верст до Москвы и так и не оправился от этой потери.

13.30 Иван Грозный как бренд

К чести музея «Александровская слобода», посвящен он не только своему венценосному обитателю. Здесь есть интерактивные экспозиции, такие, как «Деревенское сватовство». Празднуют широко Рождество и Пасху, а уж на нынешнюю Масленицу все экскурсии расписаны.

 

 

Есть экспозиция Святых земли русской, есть зал «Забытых вещей». В том смысле, что сейчас эти вещи – коромысла, сундуки, самовары – почти забыты… Откровение, например, увидеть швейную машинку размером с небольшой утюг! А ведь делали.

- Каждый город должен иметь свое лицо, свой бренд, если хотите, - объясняет директор музея Алла Петрухно. - Если нет такого объекта, если нет бренда города – он не будет интересен для туриста. Конечно, в Клин мы едем – потому что там Чайковский, на Бородинское поле – потому что Бородино. Но зачастую музеи работают по выработанным еще в советское время краеведческим принципам: вот тут у нас неолит, а тут вот татары были… Но это все можно и в учебнике узнать. Мне нравятся те города и те музеи, где можно что-то новое узнать. Нашему Кремлю – 500 лет. И скоро 100 лет нашему музею. Наш бренд – Иван Грозный. И он интересен людям.

Жаль, что пора уходить: сколько тайн еще тут нераскрыто! Например, легенды гласят, что сюда Иван Грозный вывез свою личную библиотеку и тут ее спрятал, что под слободой проложены такие тоннели, что по ним могут проехать три конника в ряд…
Тут каждое лето работают археологи. Пока не нашли. Но верят. Ищут.

13.50. Дом купца и его кошки

Владимирская область – это сплошные «горы и пригорки». От слободы вниз, к речке Серой – под горку. Дальше – от реки – довольно крутой подъем. Слева – голубой особнячок с колоннами. Музей. Зайдем?

Дом – особняк купца и фабриканта Алексея Первушина, одного из совладельцев знаменитой когда-то на всю Россию Барановской мануфактуры. Дом для Александрова знаковый. И парк за ним. И сам Алексей Первушин.

- Это единственный дом в городе, сохранившийся в первозданном виде, - нас ведет по купеческим комнатам заведующая экскурсионным отделом музея Людмила Рыбина. – Видите: даже лепнина сохранилась, хотя тут «квартировала» когда-то детская больница.

 

 

Так что интерьер воссоздан, но вещи тут – подлинные. Например, образчики «барановских» тканей. Рисунки для них разрабатывались лучшими дизайнерами того времени, в том числе и европейскими. Рисунки интереснейшие – такое впечатление, что только вот сейчас вышли из-под кисти художника. Какая уж тут компьютерная графика!

- Прадеда Первушина «отметила» будущая императрица Елизавета Петровна, она была сослана в Александров Анной Иоанновной, - рассказывает Людмила. – Он, прадед, опальную ссыльную не побоялся на свадьбу пригласить. Первым среди горожан. Так и стал Первушиным. А до того был Жихаревым.

Ну а «наш» Первушин сам выбился в люди. Строил фабрики, школы, церкви, железные дороги. Уже пожилым человеком женился на молодой бесприданнице Ксении Семеновой (чем черт не шутит – вдруг родственники? – Прим. авт.), чей папенька, Александр Осипович, пустил во ветру все свое имущество. Как бы то ни было, но Ксения Александровна со своей судьбой смирилась.

Мы идем из комнаты в комнату – за нами, подняв хвост, семенит сибирская кошка Муся повышенной пушистости: она-то тут как дома, и ей дозволено трогать экспонаты.

 

 

Вот, например, старинный сейф: стальной ящик немецкого производства. Есть висячий замок у всех на виду – и потайная скважина. Если ключик в нее не вставить и не повернуть – сработает сигнализация: громко зазвенит звонок на весь дом! Все это собирали по всему городу – кто-то дарил вещи, кто-то их просто выбрасывал. Александров XIX - начала XX веков – горд патриархальный, купеческий.

Тем, видимо, был мил и той, к кому мы отправляемся в гости уже под вечер.

15.30. Уличный музей – без окон, без дверей

Военная улица – что за ужасное название, честное слово! Это в честь военкомата города Александров. А когда-то она называлась Староконюшенная. И тут, на самой горке и на самом отшибе – но близко от вокзала – с 1915 по 1917 годы жила Анастасия Цветаева, «последняя писательница «серебряного века». И сестра Марины Цветаевой. А Марина гостила у нее со своим мужем, Сергеем Эфроном, к которому только что вернулась после бурного романа с поэтессой Софией Парнок, и дочерью Ариадной.

Анастасия же в Александров переехала вместе с гражданским мужем, Маврикием Минцем, который строил здесь оборонный завод.

Две семьи жили в двух деревенских домиках, соединенных крытой галереей.

Вот сюда мы и идем. Но сперва – в гости к директору музея: Лев Готгельф призывно машет нам из подъезда двухэтажного особнячка. Однако это вовсе не Цветаевский дом, а детская библиотека.

 

 

- С домом у нас беда вышла, - грустно улыбается Лев Кивович. – Приехали бы вы на год раньше… Дурацкий этот закон, 94-й, о госзакупках. Выставили мы на конкурс проект реконструкции «Дома Марины Цветаевой». И выиграла его какая-то ярославская фирма «без истории», якобы имевшая лицензию на ведение реконструкционных работ. Дом они разобрали, увезли… И – на этом работы закончились. Был дом – стала яма. Сейчас сами увидите. Но мы надеемся в этом году работы возобновить – в 2016-м – 100 лет «Александровского лета Марины Цветаевой», во время которого были написаны циклы «К Ахматовой», «О Москве» - всего более 2 тысяч строк и 20 тысяч черновиков. Нам обещала помочь Светлана Орлова, губернатор Владимирской области.

16.05. «Мне нравится, что вы больны не мной…»

Вот ведь незадача! Дом нас не дождался.

- Это лишь часть усадьбы, - рассказывает нам по сути хранительница музея Татьяна Есина. Маленькая, худенькая, закутанная под пуховиком еще в несколько кофт – холодно! – она, похоже, живет во времена сестер Цветаевых, знает о них практически все и готова рассказывать хоть до закрытия музея. И после закрытия – тоже.

- Наш музей – музей метафор. Вот видите – окно? Это как у Марины: «Вот опять окно, где опять не спят. Может, пьют вино, может, так сидят»… А это – вид из окна на Староконюшенную, каким он был еще несколько лет назад, пока эта ужасная многоэтажка его не закрыл! Конечно, это фото. Мальчишка какой-то выбросил, оно было порванным. Мы его восстановили.

А вот еще фото. Это Анастасия, Марина, Эфрон и Минц за спиной у Марины. Это ему она писала – «Мне нравится, что вы больны не мной…». Но Минц был мужем Анастасии – он ей все прощал, всех ее мужчин, которых она от него не скрывала. А Марина была другой.

…Кстати, сестры по-настоящему сдружились только здесь, в Александрове. Они рано остались сиротками.

…А это Осип Мандельштам, еще молодой. Таким он приехал сюда, влекомый любовью к Марине Цветаевой. Она была скрытна и своему мужу ничего не рассказывала. А Мандельштам страдал – и тут же, в Александрове, он излечился от своей страсти, ибо Марина любила гулять по аллеям соборного кладбища, находя в нем особую красоту, а Мандельштам этого боялся панически!..

 

 

…Маленькая фигурка в огромном пуховике летает по низенькой избе. Вот уже ее рассказ звучит экзальтированно, а члены семей Цветаевых становятся ее хорошими знакомыми… Это как погружение в гипноз, наверное. И – 1917 год. Рассказ окончен. Сестры разъехались. Анастасия в Крым, к Волошину, где потеряла и мужа, и новорожденного сына. Марина едет сперва в Москву, где от голода умирает ее 3-летняя дочь Ирина, а потом в Париж, к мужу. Здесь, в Париже, сестры в 1927 году увидятся в последний раз.

Но об этом пусть расскажет другой музей и другой экскурсовод.

17.03. «Железнодорожные полотна»

…Снова вокзал. Александровский, холодный. Касса, билеты на обычную электричку. Два часа и четыре минуты в пути – вот он, поезд. Дерматиновые сидения. Сквозь щель окна – режущий ледяной ветер и каким-то чудом пробивающаяся ледяная пыль.
Капюшон куртки – на голову. Руки – в карманы. В сумраке за окном – разбегаются рельсы. Как у Цветаевой. У Марины.

«В некой разлинованности нотной
Нежась наподобие простынь
- Железнодорожные полотна,
- Рельсовая режущая синь!

Пушкинское: сколько их, куда их
Гонит! (Миновало - не поют!)
Это уезжают-покидают,
Это остывают-отстают».

Мы идем по графику – Скринино, платформы 90-й километр, 87-й. 83-й. Качает вагон. За окном ночь. Стылый сон. Снова Москва. Насквозь промерзшие двери отрываются, выпуская нас на перрон.

Так приснился нам все-таки этот день? Или нет? Не пойму.

ДМИТРИЙ СЕМЕНОВ
Фото: Волков Павел

Источник: vm.ru

Подробнее:http://vm.ru/news/2015/02/10/ot-ryurikovichej-do-tsvetaevih-278193.html